Спящий должен проснуться, я вам расскажу, как бужу его. Взгляд Таси Филиной

В рубрике «Взгляд» мы беседуем с омскими фотографами и видеографами. Нашими героями уже были фотографы Владислав Бейл, Егор Мисюрин, Анастасия Миронова, Александр Румянцев, Алексей Мальгавко, Алексей Степаненко, Дарья Цереня, Максим Понькин-Едиханов и Антон Кургуз. А также видеограф Артём Дубровец и видеограф, режиссёр, продюсер Дмитрий Квашнин.

На этот раз героем рубрики стала фотохудожник и визионер Тася Филина.

Тася Филина запала мне в душу с первого взгляда, вернее, с первого слова. Она читает лекции по киноискусству, и у неё совершенно особая манера это делать, мягкая, вкрадчивая. Тася не даёт готовых ответов, а задаёт вопросы, приглашает задуматься. Кроме того, она потрясающий фотохудожник, просто поражаешься насколько яркие образы живут у неё в голове и на плёнке. Мы встретились с Тасей, чтобы обсудить экзистенциальность её фоторабот и то, почему ей важно посеять в человеке сомнение, поговорили о любви к Омску и местном авторском кино. Ну и бонусом Тася назвала ТОП-три фильма, рекомендуемые к просмотру.

Давайте мы познакомимся и вы расскажете немного о себе. Где вы учились, чему, почему выбрали это направление, чем сейчас занимаетесь.

— Я омичка, родилась в начале 90-х, в перестроечной семье, что принесло свои плоды. До подросткового периода не знала, кем буду, как и все подростки. Очень сложная тема – определить себя к чему-то.

Так получилось, что я училась в классе с медицинским уклоном. Думала, пойду в медицину. Сходили в морг на экскурсию. Главный патологоанатом Советского округа мне говорит: «Ты пойдёшь, ты проходишь». У половины других учеников были обмороки и тошнота, у меня всё было хорошо, отвечала на все вопросы. 

В итоге химию я завалила. Опять случилась прострация, что же делать, девятый класс заканчивается.

Мой дедушка всегда был фотолюбителем, энтузиастом, а я неприкаянная. Он говорит мне: «Попробуй поснимай, что ещё тебе делать, химия тоже есть в фотографии». Я раз поснимала, два поснимала. Мама потом сказала , что Омский технологический колледж (ОмТК) на курсы можно сходить. Десятый класс, делать нечего, я, как и большинство, не знаю, кто я. Думаю – пойду, и пошла.

Всё шло хорошо, во мне педагоги увидели потенциал, поддержали, заметили какое-то инакомыслие и говорят: «Попробуй к нам поступить». А у меня такого вектора не было. Одиннадцатый класс заканчивается, и я говорю: «Меня в колледж звали, пойду. Что ещё делать?»

У нас с мамой ещё было условие: я очень хотела побриться налысо, а она мне говорит: «Только после выпускного». Выпускной прошёл, я побрилась, поехала в колледж поступать. Мама говорила, что не пустят. Нет, наоборот, пустили. Из-за того, что были курсы, даже вступительные экзамены пошли в плюс.

Учёба в Омском технологическом колледже — потрясающее время для меня. Наши педагоги действительно сильные, академическая база хорошая. Я горжусь этим временем, оно целебное, атмосфера была прекрасная. Всё зависит от педагога и общей коммуникации.

Заканчивается колледж, у меня, как у художника, формируется почерк. Достаточно сильный, нетривиальный. Мне становится тяжело в Омске находить коммерческую работу. Педагоги тоже готовят меня к тому, что мне будет лучше в Москве, там мои съёмки будут актуальны. Всё-таки Омск ещё спит в художественном плане.

У меня в голове фраза в последнее время крутится: «...спящий должен проснуться». Это из «Дюны». У нас омичи «спят». Потом скажу, как бужу их.

Заканчивается колледж, и друг мне говорит: «Ну, что будем делать? Поехали в Москву поступать, на вышку». Спрашиваю у него: «А что там делать? Там и так без нас желающих много». Решили попробовать.

Во ВКонтакте увидели Московский государственный университет культуры (МГУКИ), написали его преподавателям. Они ответили в социальных сетях, увидели наши работы, и сказали приезжать. С другом мы поссорились, а у меня  вектор в голове уже сформировался, что можно туда поехать. Преподаватель говорит: «Такие у тебя работы странные, приезжай». Позвал меня, мы с ним поболтали, мне провели экскурсию по университету. В итоге в 2012 году я еду поступать, но перед поступлением не смогла подготовиться к экзаменам, потому что разбила лицо на самокате, получила сотрясение. Покаталась с ветерком. Вместо подготовки к экзаменам я лежала на подушке. Не прочитала «Войну и мир» Толстого, и завалила её на шесть баллов. Не поступила, зато встретила будущего мужа. Я осталась в Москве, чтобы пройти дополнительные курсы к университету (сейчас — институт, его реформировали). Думаю, пока буду ждать эти курсы, они начнутся весной, поработаю. В первый же день работы встречаю мужа. Судьба, прямо специально.

В это же время я получила прекрасный опыт и познала изнанку московской конкуренции в сфере творчества, фотографии. Какое-то время я работала в фотолаборатории на Мосфильме. Так как мы все приезжие, и не было ни одного оригинального москвича, я ощутила  острую агрессию в том, как бойко люди держатся за свои места, и поняла, что не вписываюсь в контекст. Есть место, есть человек, и кажется, что не место определяет тебя, а ты его. В Москве наоборот — статусность важнее содержания. Так я это определила.

Я поработала, потом бежала оттуда, всё было токсичным внутри коллектива, а я, скорее, одиночка по мыследействию. Ждала поступление, поступила, закончила МГИК, пока поступала и училась, родила двух детей, диплом защитила будучи беременной. Дипломную работу я снимала почти год. За то время, пока академические отпуски по уходу за ребёнком, у меня сменилось три мастера. Это дало богатство почерка, каждый мастер особенный. У нас в России много своеобразных мастеров, они все формируют тебя. Многие хотят чтобы ты стал их маленькой копией. Таких же амбиций в тебе, возможно, нет, а стиль, как у мастера, должен в тебя войти. Со мной так не вышло, я держалась как-то особнячком. Налёт на меня пытаются нанести, всё сходит, потому что самобытность очень сильна, нутро такое шероховатое, ничего не ложится на меня в фотографическом плане. 

Я сделала диплом по комиксу в стиле Энди Уорхола и Роя Лихтенштейна. Это было новое течение, никто на кафедре фотомастерства в институте культуры такого доселе не видел. Комиссия была в шоке, как это оценивать? Говорят, «Раз вы первая, вам пять». За то, что первопроходец. Сами понимаете, комикс – это раскадровка, буквально фильм в картинках. Где-то у меня уже формировалась эта идея истории, размышления, взаимодействия и некоего процесса от человека к человеку. Иногда этого в фотографии мало. Иногда серия фотографий повторяет сама себя. Вроде как, ничего особенного ты не сказал, даже если у тебя 150 снимков. Все эти факторы привели меня к тому, что я снимаю теперь исключительно на плёнку. Плёнка ограничивает тебя, делает дисциплинированнее, стоит безумно дорого, сейчас как золото. Тем не менее, это заставляет тебя прорабатывать каждый кадр, каждую историю в кадре, развивать её. Я, если честно, до самого конца не думала, что у меня будет красный диплом. Школу я закончила ужасно, плохо училась. На мне там ставили крест, говорили, «Да что с тебя выйдет, Филина? Расслабься». Я отвечала, что я и так не напрягаюсь. В конце учёбы, на пятом курсе, мне сказали: «А ты в курсе, что у тебя красный диплом?» Я ответила: «Да? Ну, ладно».

Итак, вы — фотохудожник.

— Да, у меня пятый разряд фотохудожника из ОмТК, и вторая специальность из МГИК – руководитель кино-, видео-, фотостудии, преподаватель. Всё это связано с медиакоммуникациями. Видеоформат, киноформат. Где-то даже музыка, я умею на скрипке играть.

Что вы в своих работах исследуете и показываете?

— Тоже не сразу пришла к тому, что я могу проецировать, и вообще, надо ли проецировать себя, до какой степени ты интересен? Ты за кадром, в плане искусства стираешься. Ты не «никто», но  ведущий. Прошло 10-12 лет, пока я поняла, что банально нет ничего важнее человека. Причём не его форма, а  содержание. Не содержание твоих навыков, регалий, хорошая ты мама, плохой ты учитель, неважно, а твоё состояние здесь и сейчас. Соответственно, сейчас моя фотография представляет собой некую экзистенциальную точку. Это когда я с человеком погружаюсь в фототерапию, проговариваю, что он есть, что он? Мы  же как вещи в себе. На мою терапию идут далеко не все, люди не готовы копаться в себе. У меня был опыт фотосъёмки, когда люди рыдали. Была одна девушка, она плакала, была не готова подумать о себе. Обычно в фотосъёмке идут за внешним: я хочу как у кого-то, я хочу быть как та. «А когда ты будешь собой?» – спрашиваю я. Здесь начинается настоящий конфликт. Я   увидела кого-то, я хочу его выразить как модель, но я не вижу его особенности. Индивидуальность – это не плохо, это прекрасно. У каждого из нас  уникальный набор генов , так зачем мы друг друга копируем, если мы должны свои особенности подчёркивать? Об этом моя фотография. Портрет тебя здесь и сейчас. Именно тебя. Не города, не общего жанра, девушка-вамп или парень в нуаре, нет, именно индивидуальный человек, он и приходит с таким запросом. Например, «я на стадии развода, у меня всё плохо». Хорошо, значит, будем снимать, что всё плохо. И мы снимаем. Это может быть невесело, некруто. А кто вам сказал, что фотосъёмка – это развлечение?

Участвуете в каких-то выставках, конкурсах?

— Почти нет. Я очень немобильна, сложно продвигаю себя в этих вещах. Сейчас практически не снимаю, полностью тону в киноискусстве. Это кстати тоже связано с тем, что я в Омске. Здесь люди очень сложно идут на фиксацию себя, им  сложно, особенно в таком формате. Вроде как все пугаются плёнки: «Как это так, всего лишь 36 кадров, как же ты успеешь снять?» Вопрос доверия идёт. Поэтому, сейчас я почти не снимаю. У меня есть замечательная подруга, режиссёр документального кино, Настя Калеушева. Она снимает про людей с синдромом дауна. Она движок. Есть люди, которые Обломов и Штольц. У меня   рядом есть Штольц, это Настя. Как только есть потенциал что-то куда-то отправить, то: «Тася, давай, ну что же ты мешкаешь!» А Тася как всегда: потом, где-нибудь, в столе полежит. В этом плане я такая. Всё для себя делается. Все эти вещи искусства — как терапия, внутрь идут, а внешнее — шелуха. Кому надо, тот продемонстрирует. Если мне или моему портретируемому нужно будет это показать, есть социальные сети. Взяли, показали, социальное одобрение получили, нормально.

Но иногда я публикуюсь в зарубежных журналах.

Плюс вы визионер?

—  Да.

Редкая для Омска специальность.

— Даже не специальность, это такое состояние. Визионер я в плане фотохудожества. Визионерство — когда ты видишь больше, чем просто деталь, объект. Визионерство – это целые миры, некая атмосфера. Оно за счёт инструментов складывается, если мы, допустим, технически разбираем. Про мои фотографии говорят, что там главное – атмосфера, не «красиво», не «страшно», а «атмосфера». Это, я считаю, визионерство. Плюс специфика обработки, намёки на сюрреализм, изменение реальности, подсознательные аспекты, которые я фиксирую, и зрители их видят. Это тоже визионерство. Именно поэтому я могу себя красиво называть визионером.

Вы читаете лекции по киноискусству. Расскажите о них подробнее.

— В этом плане я как ребёнок, который играет в кубики наоборот. Я не собираю пирамидки, я их разбираю. Кто-то собрал её, а я, смотря фильм, уже вижу, из чего она состоит. Мы очень много потребляем сейчас визуальной информации, постоянно смотрим. Особенно за время ковида это так сильно увеличилось, что мы и друг с другом всё время через экран. Мне от этого стало неуютно, и я подумала, почему же мы все такие всеядные в этом плане? не замечаем, какую визуальную информацию в себя впитываем. Я подумала, может, попробовать разобрать её на составные. Пандемия, конечно, ужасна, но в какой-то момент она открыла у людей потенциал. С моей точки зрения, тоже случился скачок.

Мы, опять же с Настей Калеушевой, начали делать кинозавтраки, тогда ещё в Инстаграме (Инстаграм запрещён в России, компания-владелец Мета признана экстремистской организацией и запрещена). По воскресеньям, с утра, на два города, она из Москвы, я из Омска, мы встречались на кухне в прямом эфире, брали определённые фильмы, какие-то кинокартины. Настя рассказывала о них с точки зрения эмоциональности, а я с точки зрения техники и семантики. Что вы перед собой видите? Что значит этот цвет? При этом я не трактую истину, я задаю вопрос. Любая моя лекция должна пойти на вопрос, разбудить в человеке интерес. Я должна посеять сомнение. Это идеальный вариант всех моих действий. В принципе, студенты не жалуются.

Почему я делаю всё это, и почему все крутят у виска, что это бесплатно. Может, когда-нибудь оно и будет окупаться, но цель не в деньгах. У меня есть внутренняя цель стать вирусом в искусстве, сеять  знание повсюду. Это же не просто знания, последняя истина, это вопрос о бытии нас, так как кино — краткая концентрированная история о человеке. Часто она несёт нравственный характер, бывает морализаторской, а иногда, наоборот, расслаивает человека на кусочки и не даёт никакой оценки. Почему авторское кино такое своеобразное и его не могут принять? Там оценку выставляет сам зритель. Тут  должна быть твоя эмоция как зрителя, именно поэтому мы говорим об авторском кинематографе. Целью лекций является ощущение, чтобы люди больше чувствовали, задавались вопросами. Сначала умозрительным, затем перетекающим глубже, в нутро. 

Расскажите, как вы монетизируете свои умения?

— Почти никак. С этим у меня  сложно. Вроде как, деньги мне нужны,периодически я провожу корпоративные закрытые лекции, для определённых сообществ или компаний. Это является моим доходом. Всё остальное я провожу для студентов, в институте, в колледже, и с них я не беру ни копейки, потому что это неправильно, это чисто образовательная вещь для профессиональной специальности. Там и совершенно другой разговор, они более узконаправленные ребята. Здесь, в Омске, я делаю это просто за энтузиазм. Присутствует такая вещь, как донаты. Кто захочет, тот скинет донат. Не захочет — не скинет, это его дело.

Знаете, что интересно? Вы учились в Москве, но почему вернулись в Омск?

— Я вообще не хотела жить в Москве. Мне кажется, что Москва либо тебя выплюнет  либо принимет тебя. В моём случае  принимала всегда. Я работала там и с артистами театров и кино в театральной футбольной лиге, и на съёмочных площадках, то есть, можно было остаться. Вернуться — это был мой  юношеский бзик.

Много людей. Менталитет такой, что бегать туда-сюда не хочется. Соревноваться не хочется. Ещё была такая мысль, что в Москве каждый сможет реализоваться, а ты попробуй в Омске. Для меня это  мысль — ты попробуй в Омске, это во-первых. Во-вторых, зная тему, что я уезжаю в Москву жить на ПМЖ, я “краду” себя у Омска . Я знаю, что  могу Омску что-то полезное дать. Мои знания и особенная специальность – это престиж, некая репутация, значит, в городе есть инакомыслящие люди. При этом я же не одна, ко мне ходят люди, они точно такие же – необычные, инакомыслящие. Если мы будем все рассеиваться в пространстве, то содержательная, богатая, бриллиантовая часть ума Омска распадётся, а я хочу, чтобы она была собрана. Я не за и не против закрытых комьюнити, которые есть в Омске. Я за всеобщую доступность знания. Я из Омска и я благодарна городу,  есть патриотичность к своему городу, это моё место, оно меня чему-тонаучило. Конечно, есть воспоминания.  Про Омск же много страшилок: «Боже мой, покиньте Омск!» 

Вроде как да, все только и делают, что покидают Омск и тоскуют по нему. Но Омск со своей эстетикой безумно богат. Он великолепный, особенный, и я его люблю. Тут как у Дэвида Линча с Филадельфией. Он долго там жил, и говорил, что- “Филадельфия — это ад на земле. У каждого человека есть такое место, которое высасывает из него все соки и радость”. Иногда мне казалось, что Омск именно такой. Потом ты понимаешь, что дело не в стенах. Конечно, они окрашивают твой мир, но и ты окрашиваешь мир вокруг себя.

Во время филадельфийского периода Дэвида Линча родилась самая знаменитая картина «Голова-ластик». А у меня в Омске рождались безумные идеи и образы. Как можно перечеркнуть и сделать вид, что Омска нет? Это просто невозможно сделать. Поэтому сейчас я разрываюсь на два города, по большей части живу в Омске. Каждый сезон, еду в Москву, потому что там есть ответственность перед студентами. Они видят в лекциях “маячок”  это важнее того, что я буду где-то сидеть. Лучше я накоплю на билет, поеду к ним, расскажу лекцию, и всем будет круто.

Общаться – это самое ценное. Самое классное, что есть у каждого из нас, — опыт. Трагедия и радость  опыта в том, что мы никак не можем передать его друг другу, кроме как словами. За этим я и еду — передавать опыт. Я не смогу научить людей видеть фильмы так, как их вижу я, но могу предложить “видеть” вместе.

Давайте об омском кино. Мы с вами познакомились на фестивале короткометражных фильмов «ОмКА». Как вам уровень представленных работ, что хорошее отметили в них?

— Сейчас, к сожалению, не вспомню имён. Во-первых, я отметила, что уровень разнообразный: от новичков до вполне  состоявшихся авторов. Не буду судить технические критерии, «боже, как он круто владеет камерой». По-моему, это уже вторичная тема. Фестиваль — омский, значит, в каждой работе нужно как-то зафиксировать Омск. Проявление города вышло настолько разнообразное, было очень классно. Была набившая оскомину тема уехать из Омска в Москву.

Мне понравилось у большинства участников само поведение на фестивале, их ощущения. Они уважительно относились к мероприятию. Можно сказать, что Омск – новичок среди кинофестивалей, мы только учимся. И то, считаю, что уровень был замечательный. Он был не пафосный, Алексей Ремыга постарался.

До начала приёма заявок мы проработали номинации, всё это обсуждалось. Мы были включены в идею, как человеку себя подать. При этом думали о временных рамках работы. Обычно, допустим, работа должна быть не старше двух лет. Я предложила расширить эти рамки до четырёх лет, потому что был ковид. Никто, возможно, ничего не снимал. Плюс, чем больше лет, тем больше шансов стряхнуть пыль с какой-то своей старой работы. Кто-то, у кого, может, она в столе лежит, может её достать, предъявить миру.

Мне понравился парень Амир, который завоевал один из главных призов. Он не уподоблялся Тарковскому, но это человек такого же типа мышления. Снимает  на таких же скоростях, как и Тарковский.

У нас есть свои философы в кино. Мне ли судить, много ли их или мало. А нужно ли количество? Если будет один — классно, за одним потянутся. Вопрос, как мы всё это дело освещаем и продвигаем.

Помимо этого фестиваля омского кино, вы видели другие омские работы?

— Когда-то приходилось, но в целом, нет. Во-первых, у нас не любят это дело выставлять. А если и выставляют, это междусобойчики. Так как в Омске я приземлилась относительно недавно, можно сказать, что я с нуля вхожу в эти тусовки и узнаю фамилии заново. Я достаточно сильно выпала из  колеи творчества. Могу также заметить, что отток идёт из Омска, и омичи, возможно, что-то снимают, но не на омской фактуре. Хотя опять же есть энтузиасты, которые ещё мечтают. В Дом Культуры МЕГИ приходили ребята-архитекторы, которые мечтают снять свои видео, связанные с фактурой Омска. Она бывает и грубая, брутальная, есть и прекрасная и утончённая, как Советский округ, Нефтяники, построенные там трёхэтажные дома, это тоже великолепно.

Есть ребята, которые озвучивали мечту поработать, но у них  присутствует страх. Тут как раз пригождается моя тема о кино, кто только собирается снимать. Они идут на  лекции слушать, что из киноязыка можно взять себе. Как можно с ним  поработать, как можно донести до человека мысль, не говоря ни слова, а работая только с изображением и движением. Киноязык- мощный спектр воздействия. Вы видите это на экранах телевизоров, в своих смартфонах. Это огромный манипулятивный источник. Мысль, которую заложил автор, вы непременно считаете. Вопрос в том, в какой цвет вы после этого окраситесь: позитивный, негативный, вечерний, рассветный.

В целом в России сейчас как обстоят дела с кино, которое снимают молодые авторы?

— Если судить по столице, где я пребываю, снимать кино — реально. Находятся энтузиасты, спонсоры для проектов. Нужно, конечно, не одну батарею энергии иметь с собой, веру в себя, возможно, даже переоценивать свои возможности, чтобы найти финансирование на фильм. Как минимум, на короткометражку. Все начинают с короткого метра. 

У меня друзья, актёры, часто помогают юным режиссёрам, во ВГИКе, других ВУЗах.Играют какие-то роли за опыт, появление в кадре, помогают в дипломных работах. Идёт такая взаимовыручка. Одному опыт работы в кадре, другому — за кадром.

Я больше по мировому кинематографу. Сепарирую его для тех, кому надо начать что-то делать. Поэтому именно в русском кино я плаваю. Я знаю, что у нас много хороших авторов. Что уж греха таить, Marvel перетягивает на себя одеяло массового зрителя, людям нужны киноаттракционы. Я считаю, что это опасно. Постоянно хотеть развлекаться и потом смотреть на мирскую жизнь как на скуку… Но кто-то же должен говорить про другое, а не просто про хи-хи и  развлечения. Всему должно быть место и место фильму заставляющему Вас думать, тоже. Сейчас прошёл показ Джармуша в «Славе», мы начали сотрудничать с этим кинотеатром, там я провожу обсуждения   фильмов. Находятся люди, которые действительно любят очарование простого быта. Есть люди как я, которые убегают в кино из быта, это мой личный вид эскапизма, есть люди, которые очень очарованы стаканом кофе, коробком спичек. Это же тоже здорово, находить очарование в простоте.

Можно ли вас попросить назвать ТОП-фильмов?

— На тему? На каждую тему свой ТОП. Я могу уже сказать вам ТОП, который недавно составляла. В прошлом месяце я делала подборку фильмов про коммуникацию людей, достоверно ли они друг друга понимают, проговаривая слова? Слова – это лишь отпечатки наших мыслей. То, что мы думаем и что в итоге выносим из себя, это два разных сегмента, часто не одно и то же. Любителям неспешного, не аттракционного кино, советую «Пробуждение жизни» Ричарда Линклейтера. Это прекрасная философская картина-беседа, в которой только говорят. Притом она восхитительно сделана, каждый кадр отрисовывал художник, это ротоскопирование (когда художник-аниматор обрисовывает каждый кадр живого действия). Потрясающе выглядит, добавляет сюрреализма, добавляет объёма каждой реплике, которая там сказана. Сам фильм ставит фундаментальные вопросы, и ставит их через сны и понимание, что реально, а что нет. В этот же ТОП про коммуникацию ставлю «Страну глухих» Валерия Тодоровского. Это про то, как даже глухой при желании, может понять тебя лучше, чем человек, который тебя слушать не хочет, имея  все навыки слуха. Потрясающий пример желания быть понятым. Ещё один из фильмов про понимание друг друга — «Медвежий поцелуй» Сергея Бодрова-старшего, там была последняя роль Сергея Бодрова-младшего. Европейский фильм, у нас он не был  популярен. Является своеобразной притчей-сказкой, про то, как человек может трансформироваться в животное ради любви. Изначально эта история о бродячем цирке, девочке и медведе. Медведя играет Сергей Бодров. Сила понимания друг друга и любви такая, что они становятся на одном уровне, единым целым, понимающим , чувствующим друг друга через пространство.

Какие у вас планы на ближайшее будущее?

— Ближайшие полторы недели я  буду в Москве, надеюсь на запланированные 4 лекции, 3 из которых закрыты. Одна лекция будет открытой, проводится в творческом пространстве книжного Клуба, буду читать про “Твин Пикс”.
А дальше день рождения и поиск-создание новых культурных пространств в Омске. Также лекции в уже родном Доме Культуры Мега.

 

Подводя итог: что главное в искусстве?

— Почему-то мне хочется сказать что это тень человека, который это искусство делает. Он просто над искусством, бросает тень. Произведение всегда что-то оттеняет или подсвечивает, важно это воздействие. 

Что главное в жизни?

— Сама жизнь, процесс. Итог мы все знаем, а процесс мы можем менять и формировать, влиять на него, точно так же окрашивать свой каждый день. Если нам нужно погрустить, можно сделать день меланхоличным, а если процесс нужен быстрый, мы способны ускоряться и жить в режиме экстрима.

Поэтому само проживание, присутствие себя в жизни.

 

                                                                                                                                       Анна Воробьёва